на заглавную страницу
ЭКИПАЖ МАШИНЫ БОЕВОЙ
XIX
МУЛЛА
В стороне от нас проехал БТР, на броне сидела толпа, там были наши мужики и бойцы с первой роты, наверное, поехали на свои блоки. Я на броне заметил взводного и Грека, ротного не увидел, слишком много народу там сидело. Машины комбата и саперов остались в кишлаке, скорее всего, они решили сегодня что- то решить с этой дырой.
- Сапог, слетай к машине комбата, узнай у пацанов, что там решают наши командиры. И смотри, не залети там, а то глаза у тебя блестят как фары. К шакалам не подходи лучше, а то вычислят. Особенно ротного обходи десятой дорогой, а то нам из-за тебя достанется. Хотя ротный, скорее всего, уехал на свой блок, но мало ли чего, вдруг он остался там, - проинструктировал я Сапога.
- Да, точно, не мешало бы узнать, как ночевать сегодня будем, - подтвердил Хасан.
Я поднялся и прошелся туда-сюда вдоль БТРа. Урал и Туркмен лежали молча, наслаждаясь кайфом, Хасан допивал чай, который он уже успел себе добавить с котелка.
- Мужики, может сходим на озеро, искупнемся, заодно и ХБшки постираем. Я сейчас в дукан слетаю, возьму винограду и попить чего-нибудь.
- Кишмишовки что ли? - спросил удивленно Хасан.
- Да какой кишмишовки! Гонишь что ли? Соку какого-нибудь, если есть.
- Да, Юра, сходи, сходи. Купи чего-нибудь, купи. А потом на озеро пойдем, искупаемся, постираемся. Ты правильно решил, ты верно мыслишь, ты просто гений, - промямлил Хасан, растянувшись в тени БТРа.
- Хасан, я надену твою песчанку, а то мой комбез в крови весь?
- Надевай, жалко что ли.
Я одел ХБэшку Хасана и напялил на ноги его кроссовки, которые он снял с убитого духа.
- Насчет "колес" мы не договаривались, - услышал я голос Хасана.
- Этого духа я убил, так что молчи, а то я вообще их тебе не отдам.
- Ладно-ладно, надевай на здоровье. Только не забудь вернуть обратно.
Я уже, было, собрался идти, как вдруг заметил, что со стороны кишлака к нам направляется фигура в военной форме; я положил автомат обратно на место со словами:
- К нам в гости кто-то прется.
- Кто там, шакалы? - спросил Хасан.
- Да нет, не похоже, кто-то из бойцов.
- С нашей роты? - опять спросил Хасан.
- Да фиг его знает. Хотя нет, подожди. Во черт! Это же Качан. Какого хрена он по кишлаку болтается?
- В дукан, наверное, ходил за жратвой, он же вечно голодный, - ответил Хасан, зевая.
- Прячьте мясо, - посоветовал Урал.
- Да пусть жрет, мы уже наелись, а до завтра оно пропадет, - сказал я Уралу и сел на землю, облокотившись на колесо БТРа.
Через пару минут Качан уже сидел возле мяса, и с довольной улыбкой ковырялся в нем своим ножом, он вообще скромностью никогда не страдал.
- Слушай ты, абрек херов, разрешение надо спрашивать. В горах воспитался, что ли? Пришел, уселся молча, и с наглой рожей жрешь наше мясо, - возмутился я.
- А тут и спрашивать почти нечего, сожрали все мясо, одни мослы остались.
- Во, ни хрена себе, он еще и недоволен, ему проглоту еще и мало. Да там мяса хватит всему полку обожраться, - возразил Хасан.
Качан же, не обращая ни на кого внимания, продолжал поглощать жареное мясо, орудуя штык-ножом.
- Качан, что хорошего в дукане есть? - спросил я.
- Да ни х...я там нету, - набитым ртом ответил Качан.
- Ну что-то же есть.
- Да он сожрал, наверное, все, - подколол Хасан.
- Мура там всякая, рис, мука, сушеные фрукты, - ответил Качан.
- Виноград есть?
- Да есть, этой фигни там навалом.
- Ты был возле комбатовского БТРа, что там шакалы решили? - спросил я Качана.
- Насчет чего решили? - спросил Качан.
- Да-а, Качан, с тобою все ясно, - махнул я рукой.
- О чем ты, Юра? - переспросил Качан, чавкая.
- Да так, ни о чем. Ты, Качан, хавай, хавай, это, пожалуй, единственное, что у тебя хорошо получается.
- А че чай не сладкий, дайте сахара, - невозмутимо произнес Качан, отпивая чай из котелка.
- Может тебе еще морду вареньем намазать?! - выпалил я, поражаясь его наглости.
- Э-э, поставь котелок на место, рожа носатая, это мой чай, - раздался голос Хасана.
- Да тебе че, воды жалко? - возмутился Качан, продолжая отхлебывать чай.
- Дай сюда мой чай, кочерыга х...ева! - крикнул Хасан и, подскочив к Качану, забрал у него из рук котелок.
- Да на-на бери, че ты из-за какого-то чая повелся, - недовольным голосом произнес Качан.
- Если хочешь пить, возьми из бака воды, а чай не трогай. Понял? И ваще, вали отсюда на свой блок, тебя взводный давно ищет.
- Не гони, Хасан, я взводного только что видел, он уехал на БТРе с саперами.
- А ты че не уехал? - спросил я.
- Да этот кишкоблуд в дукан ходил, чтоб пожрать без "хвостов". Куда только ему столько хавки лезет? Такой маленький, тощий, а жрет, как свинья, - продолжал напирать Хасан.
- Да че ты разорался? Если мяса жалко, то так и скажи, - обиженно произнес Качан, отодвигаясь от мяса.
- Да забирай ты это мясо и вали отсюда. Дай спокойно отдохнуть, в полку от тебя покоя нет, так ты и здесь уже все мозги выеб…л, - разошелся Хасан.
Мы с Туркменом посмотрели друг на друга и рассмеялись. Нам было ясно, из-за чего Хасан так разоряется. Хасана, конечно, понять можно, Качан тип такой, если он надыбает что-нибудь в чае, то завтра весь полк про это будет знать. Об этом, конечно, рано или поздно станет известно, в армии такие вещи долго в тайне не удержишь, но язык Качана может все это дело очень сильно ускорить.
- Ну ладно, ладно, успокойся ты, наконец, я уже ухожу, - буркнул Качан, пытаясь отрезать кусок мяса побольше.
- Да забирай все, пацанам на блок отнесешь, - предложил я Качану.
- Ага, конечно, оставит он, по дороге все сожрет и кости проглотит, - не унимался Хасан.
Качан бесцеремонно снял мясо с трубы и, искоса взглянув на Хасана, направился в сторону своего блока, продолжая на ходу отрезать куски мяса и запихивать их себе в рот. Качан хоть и был глубокий пофигист, но спорить с Хасаном он все же не стал. Из всех бойцов с нашей роты подкалывать Хасана могли только я и Туркмен, все остальные злить этого чокнутого Таджика как-то не решались.
- Хоть бы спасибо сказал, грач голодный, - крикнул ему вдогонку Хасан.
- Ну тебя, Хасан, и понесло, - сказал я, когда Качан скрылся за БТРом.
- Да пошел нахер этот балабол, ему ничего нельзя доверить, щас разнесет по всем блокам, а там шакалы прознают, и в конечном счете, пиз...ец нашему чаю, - объяснил Хасан.
- Да Хасан, я прекрасно понимаю твое беспокойство. Дай котелок, я хлебну чаю и пойду, куда недавно собирался, - я взял у Хасана из рук котелок.
Допив чай в котелке, я поднял автомат, проверил патроны в магазинах и, повесив автомат на плечо, направился в сторону дукана.
Зайдя в глубь кишлака, я заметил на окраине маленькую мечеть, она стояла на бугре, и хорошо была заметна. Мне никогда не приходилось бывать внутри подобных заведений, я не был ни в мусульманских мечетях, ни в христианских церквях, ни в каких либо еще религиозных заведениях, и мне очень захотелось заглянуть внутрь этой мечети. Немного постояв и подумав, я направился к ней.
Мечеть была не больше обычного дувала. Единственное, что отличало ее от дувала, так это сделанная куполом крыша с торчащим из нее полумесяцем и арочный вход, расписанный замысловатыми восточными узорами и надписями на арабском языке.
Подойдя поближе, я остановился в раздумье, рядом с мечетью никого не было видно. Эту мечетьку, конечно же, не сравнить с большой мечетью в Герате. Мечеть в Герате - это действительно мечеть в полном смысле этого слова, находясь рядом с ней, поистине ощущаешь красоту и величие этого сооружения.
Я хоть и относился скептически ко всякого рода вероисповеданиям, но все же при виде божьей обители у меня где-то глубоко в душе появлялась какая-то непонятная тревога: что ни говори, а ведь не безгрешен. К тому же мы находились в таком месте, где в любой момент можно загреметь на тот свет, а когда тебе смерть постоянно дышит в затылок, мысли про жизнь загробную иногда будоражат сознание. Не знаю, кто как, а у меня лично рука бы не поднялась разрушить мечеть или церковь. Я придерживался мысли "нельзя опровергать то, о существовании чего, ты не знаешь", а я не знал, есть бог или его нет, и поэтому однозначные выводы на сей счет делать не торопился, но и серьезно о подобных вещах я тоже как-то не задумывался. А ко всякого рода священнослужителям я относился сугубо отрицательно, я им просто не верил, они прежде всего люди, а людям свойственно врать.
Немного постояв у входа в мечеть, я, было, уже решился войти вовнутрь, как вдруг услышал рядом голос, прозвучал он не громко, но довольно таки твердо:
- Шурави, не оскверняй святое место своим присутствием.
Я вздрогнул, и резко развернувшись вскинул автомат, в одно мгновение сняв его с предохранителя. Метрах в пяти от меня, на углу мечети стоял какой-то старик. Солнце, заходящее за макушки гор, слепило мне глаза, и я толком не мог разглядеть этого деда. "Откуда он взялся? Ведь никого рядом не было" - подумал я, отходя немного в сторону, при этом не отводя дуло автомата от его фигуры. Отойдя от слепящего глаза солнца, я стал разглядывать старика, держа его на прицеле. Это был сухой, древний старикан с седою бородой и морщинистым лицом, одет он был в длинный халат, из-под которого торчали черные сапоги с загнутыми вверх острыми носами, в руке он теребил бусы, так называемые четки. Судя по виду, это, скорее всего, был местный мулла. Я молча смотрел на него, держа автомат наготове, а старик, между тем, молча смотрел на меня. На его лице не было никаких эмоций, будто б у меня в руках был не автомат, а черенок от лопаты, а я был не обдолбленный советский солдат, у которого "каша" в голове, а обычный милый юноша в военной форме. Никакого страха при виде наведенного на него дула автомата этот старик не испытывал. Его тусклый взгляд не выражал ничего, и походил этот старик на безжизненную мумию, лишь рука, теребящая четки, выдавала в его фигуре что-то живое.
Со стороны этот дедок выглядел как-то нереально, от него веяло непонятной, наводящей легкую тревогу таинственностью. А может это мне, с мозгами затуманенными кайфом, все вокруг казалось таким неестественным и неправдоподобным. Возникло такое ощущение, будто в этом мире уже ничего не существует, только лишь я с автоматом, и этот загадочный мулла возле маленькой мечети, расположенной на фоне бескрайних и могучих афганских гор.
- Чем это я оскверняю это место? - нарушил я молчание.
- У тебя оружие, и руки в крови, - спокойно ответил он.
Я машинально взглянул на свои руки, не сразу поняв смысл сказанного.
- Да не понимай все так буквально, глупый человек, - сказал старик, с еле заметной усмешкой в голосе.
Говорил он на русском довольно-таки сносно и грамотно, хотя и с хорошо заметным восточным акцентом. Хорошо говорить на русском, вообще-то, не свойственно старцам отдаленных кишлаков Афганистана. Даже в наших азиатских республиках не все старики из аулов так хорошо владеют русским, как этот духовский мулла.
- Откуда на русском так хорошо говоришь? - спросил я.
- Я родился и долго жил в Самарканде, и большинство жителей этого кишлака тоже выходцы из советской Азии. Автомат-то опусти. Или ты меня боишься?
"Да действительно, чего это я, как дурак вцепился в этот автомат" - подумал я и, щелкнув предохранителем, опустил свой АКС.
- А почему оказался здесь? - опять задал я вопрос.
- Длинная история, да и тебе она ни к чему, - ответил старик.
- Ты ведь мулла?
- Считай, что да.
- Как это?
- В Самарканде я принял ислам, и какое-то время проповедовал его среди советских мусульман, за что и был объявлен врагом советской власти.
- Наверное, поэтому ты здесь и оказался? - высказал я свою догадку.
- Отчасти, да.
- Значит, есть еще причины? - поинтересовался я.
- Я ведь уже сказал, тебе это знать ни к чему, - твердым голосом ответил мулла, дав понять, что на эту тему он говорить не хочет.
Ну что ж, не хочет этот мулла говорить, почему он здесь оказался, и не надо. Мне вообще-то хотелось поговорить с ним совсем о другом, и поэтому, воспользовавшись случаем, я задал ему интересующий меня вопрос:
- Ну, раз ты мулла, тогда ответь мне, бог вообще существует, или это сказки, которыми вы людям парите мозги?
- Твой вопрос такой же глупый, как и ты сам, - спокойно ответил мулла, продолжая теребить четки.
Довольно дерзко отвечал этот мулла, но его слова у меня обиды почему-то не вызывали, может потому, что говорил он без злобы и презрения, чего не скажешь о большинстве местных афганцев. Ну и я в свою очередь тоже решил говорить все, что думаю о всякого рода вероисповеданиях.
- Ну, хорошо, пусть я глупый. Но раз ты такой умный и веришь в Аллаха, тогда скажи мне, если аллах существует, то почему все это вокруг происходит, почему война, почему убивают людей. Неужели он не может остановить все это? Насколько мне известно, Аллах ведь всемогущ!
- Не спрашивай о том, чего понять не сможешь.
- А ты попробуй объяснить, может и пойму.
- Ничего я не буду объяснять, все объяснения тебе - неверующему, пустая трата времени.
- Почему ты решил, что я не верю в бога?
- Если бы в тебе была хоть капля веры, ты не задавал бы таких вопросов.
- Наверное, думаешь, что тебе, праведному, рай уготовлен, а мы, неверные, все в аду будем гореть?
- Каждый получит то, что заслужил, - ответил негромко мулла.
- Вы, проповедники, всегда говорите одну и ту же ерунду. Попроси еще, чтоб я покаялся в грехах своих, скажи, бог милостив, и если я покаюсь, то он меня простит.
- Наивно полагаешь, что судить тебя будет бог.
- А кто же тогда? Или, может, в священные писания что-то новое добавили? - спросил я с издевкой.
- Тебя будет судить твоя совесть, а прощать свои грехи ты будешь себе сам. И до тех пор, пока ты сам себя не простишь, никакой бог тебе не поможет. Запомни это.
- А не слишком ли простой это выход для грешника, судить самого себя?
- Гораздо проще надеяться на милость бога и на его прощение. А самого себя простить намного тяжелее. Ты еще молод и много чего не понимаешь.
- Вообще-то я простой солдат, и здесь нахожусь не по своей воле. Или ты не знаешь, как у нас призывают в армию? - сказал я, как бы оправдываясь перед этим стариком.
- Все мы в этом мире по воле Аллаха. Совершает человек зло, или же он творит добро, все это не зависит от обстоятельств и от места, в котором он пребывает, - спокойно ответил старик.
- Я не убиваю мирных, а воюю с душманами, - снова попытался я оправдаться, сам не зная, зачем это делаю.
- Кого ты пытаешься обмануть, шурави, меня или себя?
После этих слов я виновато опустил глаза, вспомнив горящие кишлаки и крики мирных жителей, пытавшихся спастись от пуль и взрывов.
Я больше не стал ни о чем спрашивать этого муллу, а немного помолчав, развернулся, и молча побрел обратно. Пройдя несколько шагов, я вдруг остановился и резко обернулся назад, старика возле мечети не было, а может все это мне под кайфом померещилось, и никакого муллы и вовсе не было, хотя какое это имеет значение.
Постояв несколько секунд, я пошел дальше, а перед глазами стояли жуткие картины: трупы детей стариков и женщин, лязг танковых гусениц, наматывающих кишки на траки, хруст человеческих костей под натиском многотонной махины, а вокруг кровь, огонь, и бессмысленная пальба. Я в такие моменты пребывал как в трансе, боясь даже думать о том, что все происходящее вокруг меня существует на самом деле. Психика после пережитого восстанавливалась быстро, следующие события захлестывали предыдущие, а служба продолжалась, оставляя за собой кровавый след, о котором будешь помнить всю оставшуюся жизнь.
И прав, наверное, этот призрачный мулла, самый страшный судья - это твоя совесть, от которой никуда не спрячешься, и уж тем более, ничего от нее не скроешь. И когда человек приходит в храм молиться, до конца не раскаявшись в душе, то молитвы эти - пустая трата времени.
А что значит раскаяться? Может быть, это и есть простить самого себя.
Следующая глава
